Я всегда буду рядом
Я всегда буду рядом, даже когда ты уедешь. Яркими красками, детскими
голосами, телефонными звонками и стуком в дверь. Каждая бродячая собака...
...которую ты встретишь, будет смотреть на тебя моим взглядом. Ночные
звезды будут рассказывать тебе обо мне. И ты очень полюбишь смотреть на
ночное небо, подружишься со звездами, и они будут загадочно улыбаться тебе
в ответ.
Я буду рядом. Всегда! Днем, когда тебя коснется странствующий ветер, он
напомнит тебе обо мне. Ты будешь непрерывно окружен мною. В шелесте листвы
ты будешь слышать мое имя, а цветы будут говорить тебе обо мне. Зимой я
буду касаться тебя искристыми снежинками, весной приду к тебе первыми
подснежниками. Летом я буду рядом теплыми ливнями, красками радуги и
шелестом колосьев на ветру.
Я буду рядом с тобой в любую погоду. Белыми облаками, дальними дорогами,
всеми днями недели. Всеми встреченными тобою людьми, широкими реками и
зимними ночами. Всеми мелодиями. Иногда в тишине ты будешь слышать музыку.
Знай, это я играю для тебя на скрипке! И хотя я никогда не училась играть
на ней, это будет очень легко. Я буду просто думать о тебе, и мысли эти
превратятся в музыку.
Поверь! Я всегда буду рядом. Вечерними новостями, белыми стихами и
радостным смехом. Перелетными птицами и ночными поездами. И в полумраке и
шепоте я буду звать тебя по имени. Тогда знай, что я скучаю по тебе и хочу,
чтобы мы были вместе.
Я всегда буду рядом. Неизбежными чудесами и солнечными лучами. Я буду рядом
каплями дождя, дуновением ветра и россыпью весенних цветов. Я буду рядом
невидимыми пылинками, случайными шорохами и шумом машин. Буднями и
праздниками, площадями и дворцами, всеми вокзалами и чудесными снами. Я
всегда буду рядом, ведь это настоящее. И потому что это настоящее тебе
будет тепло и уютно.
И потому что я всегда буду рядом, иногда ты будешь находить в своей одежде
рыжие волосы. Ты будешь чувствовать меня по запаху духов, и мне этого будет
достаточно. Я буду пробуждать тебя ото сна щебетанием птиц. Ты только знай,
что я всегда буду рядом! Ты везде сможешь разговаривать со мной, и я буду
слышать тебя и улыбаться в ответ. Ты обязательно почувствуешь, как я
улыбаюсь в аромате цветов. В шелесте ветра ты услышишь мои слова. Я буду с
тобой в шепоте и полумраке ласковым голосом и нежными словами. И тебе
понравится это. Ночью лунный свет расскажет тебе обо мне. Лунные слова
сложатся прекрасными стихами, потому что это настоящее. И тогда ты поймешь,
что расстояние измеряется не километрами.
Я всегда буду рядом с тобой. Всеми твоими занятиями и сновиденьями. Я буду
падать с неба каплями дождя, чтобы разделить с тобой твои радости и печали.
Я приду к тебе запахом сирени через распахнутое окно. Ты никуда не сможешь
от этого деться... Золотыми куполами, густыми туманами и твоими фантазиями.
Разноцветными бабочками, добрыми феями и всеми твоими мыслями.
Знай, что я всегда буду рядом. Ласковым голосом, тихим дождем и золотым
листопадом. Добрыми рассказами, веселыми шутками и задушевными разговорами.
Сказочными историями, волшебными мелодиями и солнечными днями. Случайными
прохожими, цветными мечтами и легкой грустью. Искренним смехом и редкими
слезами. Ощущением полета, небесной синевой и каждыми пролетающими
самолетами. Я буду всеми радостными и грустными событиями в твоей жизни,
всеми красками. Я буду понимать тебя без слов.
И однажды ты не выдержишь этого. Потому что это невыносимо, когда кто-то
возле тебя, а ты это только чувствуешь, но не видишь. И тебе захочется
рассказать обо мне словами, но слов не хватит. Потому что это настоящее.
Оно с трудом передается словами, но легко выражается через что-то. И ты
начнешь рисовать меня множеством картин, и у тебя это получится, поскольку
в душе ты художник.
Однако, чтобы выразить это, тебе не хватит красок. Но ты станешь разбавлять
краски своими ощущениями. Так ты найдешь нужные оттенки. И тебе не надоест
переносить то, что ты чувствуешь, на картины. Ты нарисуешь меня сотнями
прекрасных картин, и у тебя еще останутся и холсты, и краски. Но внутри
тебя будет нечто, и оно не захочет ложиться красками на холсты. Это настоящее. И тогда ты поймешь это. Ты захочешь вернуться. И ты вернешься, а
я буду ждать тебя. И потом мы будем вместе безумно долго и безгранично
счастливы. Но знай, что до этого момента я буду рядом всегда.
Нашла в инете.
пятница, 2 октября 2009 г.
А где-то ТАМ, Ты как во сне,
..А где-то ТАМ, Ты как во сне,
борясь с влетевшей в душу стужей,
остывший мужу грея ужин,
нет-нет, да вспомнишь обо мне...
...Когда ж с ресниц спадёт слеза,
Он спросит: "Что, опять о личном?"
А Ты прошепчешь: "Всё отлично...
Наверно, лук попал в глаза..."
И будет вновь его рука
Тебя ласкать, изнемогая...
А ты - лежать. ...И не моргая
смотреть на сумрак потолка...
И так вся жизнь пройдёт в борьбе,
и завершит свой Путь, устало.
...Но Ты - ОДНО хочу, чтоб знала:
Я ТОЖЕ ПОМНИЛ О ТЕБЕ.
=Алан Эббот=
борясь с влетевшей в душу стужей,
остывший мужу грея ужин,
нет-нет, да вспомнишь обо мне...
...Когда ж с ресниц спадёт слеза,
Он спросит: "Что, опять о личном?"
А Ты прошепчешь: "Всё отлично...
Наверно, лук попал в глаза..."
И будет вновь его рука
Тебя ласкать, изнемогая...
А ты - лежать. ...И не моргая
смотреть на сумрак потолка...
И так вся жизнь пройдёт в борьбе,
и завершит свой Путь, устало.
...Но Ты - ОДНО хочу, чтоб знала:
Я ТОЖЕ ПОМНИЛ О ТЕБЕ.
=Алан Эббот=
Читаное ночью в настроении.
Не отпускает настроение вчерашнего моего поста и думается, думается...и находится созвучие.И ещё один человек, конечно, обнаружит созвучия со своими последними постами.;)
М.Цветаева
БАБУШКА
-
1
Когда я буду бабушкой --
Годов через десяточек --
Причудницей, забавницей, --
Вихрь с головы до пяточек!
И внук -- кудряш -- Егорушка
Взревет: "Давай ружье!"
Я брошу лист и перышко --
Сокровище мое!
Мать всплачет: "Год три месяца,
А уж, гляди, как зол!"
А я скажу: "Пусть бесится!
Знать, в бабушку пошел!"
Егор, моя утробушка!
Егор, ребро от ребрышка!
Егорушка, Егорушка,
Егорий -- свет -- храбрец!
Когда я буду бабушкой --
Седой каргою с трубкою! --
И внучка, в полночь крадучись,
Шепнет, взметнувши юбками:
"Кого, скажите, бабушка,
Мне взять из семерых?" --
Я опрокину лавочку,
Я закружусь, как вихрь.
Мать: "Ни стыда, ни совести!
И в гроб пойдет пляша!"
А я -- то: "На здоровьице!
Знать, в бабушку пошла!"
Кто ходок в пляске рыночной --
Тот лих и на перинушке, --
Маринушка, Маринушка,
Марина -- синь -- моря!
"А целовалась, бабушка,
Голубушка, со сколькими?"
-- "Я дань платила песнями,
Я дань взымала кольцами.
Ни ночки даром проспанной:
Всe в райском во саду!"
-- "А как же, бабка, Господу
Предстанешь на суду?"
"Свистят скворцы в скворешнице,
Весна -- то -- глянь! -- бела...
Скажу: -- Родимый, -- грешница!
Счастливая была!
Вы ж, ребрышко от ребрышка,
Маринушка с Егорушкой,
Моей землицы горсточку
Возьмите в узелок".2
А как бабушке
Помирать, помирать, --
Стали голуби
Ворковать, ворковать.
"Что ты, старая,
Так лихуешься?"
А она в ответ:
"Что воркуете?"
-- "А воркуем мы
Про твою весну!"
-- "А лихуюсь я,
Что идти ко сну,
Что навек засну
Сном закованным --
Я, бессонная,
Я, фартовая!
Что луга мои яицкие не скошены,
Жемчуга мои бурмицкие не сношены,
Что леса мои волынские не срублены,
На Руси не все мальчишки перелюблены!"
А как бабушке
Отходить, отходить, --
Стали голуби
В окно крыльями бить.
"Что уж страшен так,
Бабка, голос твой?"
-- "Не хочу отдать
Девкам -- молодцев".
-- "Нагулялась ты, --
Пора знать и стыд!"
-- "Этой малостью
Разве будешь сыт?
23 июля 1919
МУКА' И МУ'КА
-- "Все перемелется, будет мукой!"
Люди утешены этой наукой.
Станет мукою, что было тоской?
Нет, лучше мукой!
Люди, поверьте: мы живы тоской!
Только в тоске мы победны над скукой.
Все перемелется? Будет мукой?
Нет, лучше мукой!МАМЕ
Как много забвением темным
Из сердца навек унеслось!
Печальные губы мы помним
И пышные пряди волос,
Замедленный вздох над тетрадкой
И в ярких рубинах кольцо,
Когда над уютной кроваткой
Твое улыбалось лицо.
Мы помним о раненых птицах
Твою молодую печаль
И капельки слез на ресницах,
Когда умолкала рояль.
x x x
Дочери катят серсо,
Матери катят -- сердца.
И по дороге столбом
Пыль от сердец и серсо.
15 октября 1918
СВЯЗЬ ЧЕРЕЗ СНЫ
Всe лишь на миг, что людьми создается.
Блекнет восторг новизны,
Но неизменной, как грусть, остается
Связь через сны.
Успокоенье... Забыть бы... Уснуть бы...
Сладость опущенных век...
Сны открывают грядущего судьбы,
Вяжут навек.
Всe мне, что бы ни думал украдкой,
Ясно, как чистый кристалл.
Нас неразрывной и вечной загадкой
Сон сочетал.
Я не молю: "О, Господь, уничтожи
Муку грядущего дня!"
Нет, я молю: "О пошли ему. Боже,
Сон про меня!"
Пусть я при встрече с тобою бледнею,
Как эти встречи грустны!
Тайна одна. Мы бессильны пред нею:
Связь через сны.
ОБА ЛУЧА
Солнечный? Лунный? О мудрые Парки,
Что мне ответить? Ни воли, ни сил!
Луч серебристый молился, а яркий
Нежно любил.
Солнечный? Лунный? Напрасная битва!
Каждую искорку, сердце, лови!
В каждой молитве -- любовь, и молитва
В каждой любви!
Знаю одно лишь: погашенных в плаче
Жалкая мне не заменит свеча.
Буду любить, не умея иначе --
Оба луча!
Weisser Hirsch, лето 1910
x x x
Наши души, не правда ль, еще не привыкли к разлуке?
Все друг друга зовут трепетанием блещущих крыл!
Кто-то высший развел эти нежно-сплетенные руки,
Но о помнящих душах забыл.
Каждый вечер, зажженный по воле волшебницы кроткой,
Каждый вечер, когда над горами и в сердце туман,
К незабывшей душе неуверенно-робкой походкой
Приближается прежний обман.
Словно ветер, что беглым порывом минувшее будит
Ты из блещущих строчек опять улыбаешься мне.
Всe позволено, всe! Нас дневная тоска не осудит:
Ты из сна, я во сне...
Кто-то высший нас предал неназванно-сладостной муки!
(Будет много блужданий-скитаний средь снега и тьмы!)
Кто-то высший развел эти нежно-сплетенные руки...
Не ответственны мы!
ROUGE ЕТ BLEUE
Девочка в красном и девочка в синем
Вместе гуляли в саду.
-- "Знаешь, Алина, мы платьица скинем,
Будем купаться в пруду?".
Пальчиком тонким грозя,
Строго ответила девочка в синем:
-- "Мама сказала -- нельзя".
====
Девушка в красном и девушка в синем
Вечером шли вдоль межи.
-- "Хочешь, Алина, все бросим, все кинем,
Хочешь, уедем? Скажи!"
Вздохом сквозь вешний туман
Грустно ответила девушка в синем:
-- "Полно! ведь жизнь -- не роман"...
===
Женщина в красном и женщина в синем
Шли по аллее вдвоем.
-- "Видишь, Алина, мы блекнем, мы стынем
Пленницы в счастье своем"...
С полуулыбкой из тьмы
Горько ответила женщина в синем:
-- "Что же? Ведь женщины мы!"
1 Красное и голубое (фр.)
x x x
Мой день беспутен и нелеп:
У нищего прошу на хлеб,
Богатому даю на бедность,
В иголку продеваю -- луч,
Грабителю вручаю -- ключ,
Белилами румяню бледность.
Мне нищий хлеба не дает,
Богатый денег не берет,
Луч не вдевается в иголку,
Грабитель входит без ключа,
А дура плачет в три ручья --
Над днем без славы и без толку.
27 июля 1918
А.Кушнер
* * *
А если в ад я попаду,
Есть наказание в аду
И для меня: не лед, не пламя!
Мгновенья те, когда я мог
Рискнуть, но стыл и тер висок,
Опять пройдут перед глазами.
Все счастье, сколько упустил,
В саду, в лесу и у перил,
В пути, в гостях и темном море...
Есть казнь в аду таким, как я:
То рай прошедшего житья.
Тоска о смертном недоборе.
* * *
Возьми меня, из этих комнат вынь,
Сдунь с площадей, из-под дворовых арок,
Засунь меня куда-нибудь, задвинь,
Возьми назад бесценный свой подарок!
Смахни совсем. Впиши меня в графу
Своих расходов в щедром мире этом.
я - чокнутый, как рюмочка в шкафу
Надтреснутая. Но и ты - с приветом!
stihi@mit.edu
М.Цветаева
БАБУШКА
-
1
Когда я буду бабушкой --
Годов через десяточек --
Причудницей, забавницей, --
Вихрь с головы до пяточек!
И внук -- кудряш -- Егорушка
Взревет: "Давай ружье!"
Я брошу лист и перышко --
Сокровище мое!
Мать всплачет: "Год три месяца,
А уж, гляди, как зол!"
А я скажу: "Пусть бесится!
Знать, в бабушку пошел!"
Егор, моя утробушка!
Егор, ребро от ребрышка!
Егорушка, Егорушка,
Егорий -- свет -- храбрец!
Когда я буду бабушкой --
Седой каргою с трубкою! --
И внучка, в полночь крадучись,
Шепнет, взметнувши юбками:
"Кого, скажите, бабушка,
Мне взять из семерых?" --
Я опрокину лавочку,
Я закружусь, как вихрь.
Мать: "Ни стыда, ни совести!
И в гроб пойдет пляша!"
А я -- то: "На здоровьице!
Знать, в бабушку пошла!"
Кто ходок в пляске рыночной --
Тот лих и на перинушке, --
Маринушка, Маринушка,
Марина -- синь -- моря!
"А целовалась, бабушка,
Голубушка, со сколькими?"
-- "Я дань платила песнями,
Я дань взымала кольцами.
Ни ночки даром проспанной:
Всe в райском во саду!"
-- "А как же, бабка, Господу
Предстанешь на суду?"
"Свистят скворцы в скворешнице,
Весна -- то -- глянь! -- бела...
Скажу: -- Родимый, -- грешница!
Счастливая была!
Вы ж, ребрышко от ребрышка,
Маринушка с Егорушкой,
Моей землицы горсточку
Возьмите в узелок".2
А как бабушке
Помирать, помирать, --
Стали голуби
Ворковать, ворковать.
"Что ты, старая,
Так лихуешься?"
А она в ответ:
"Что воркуете?"
-- "А воркуем мы
Про твою весну!"
-- "А лихуюсь я,
Что идти ко сну,
Что навек засну
Сном закованным --
Я, бессонная,
Я, фартовая!
Что луга мои яицкие не скошены,
Жемчуга мои бурмицкие не сношены,
Что леса мои волынские не срублены,
На Руси не все мальчишки перелюблены!"
А как бабушке
Отходить, отходить, --
Стали голуби
В окно крыльями бить.
"Что уж страшен так,
Бабка, голос твой?"
-- "Не хочу отдать
Девкам -- молодцев".
-- "Нагулялась ты, --
Пора знать и стыд!"
-- "Этой малостью
Разве будешь сыт?
23 июля 1919
МУКА' И МУ'КА
-- "Все перемелется, будет мукой!"
Люди утешены этой наукой.
Станет мукою, что было тоской?
Нет, лучше мукой!
Люди, поверьте: мы живы тоской!
Только в тоске мы победны над скукой.
Все перемелется? Будет мукой?
Нет, лучше мукой!МАМЕ
Как много забвением темным
Из сердца навек унеслось!
Печальные губы мы помним
И пышные пряди волос,
Замедленный вздох над тетрадкой
И в ярких рубинах кольцо,
Когда над уютной кроваткой
Твое улыбалось лицо.
Мы помним о раненых птицах
Твою молодую печаль
И капельки слез на ресницах,
Когда умолкала рояль.
x x x
Дочери катят серсо,
Матери катят -- сердца.
И по дороге столбом
Пыль от сердец и серсо.
15 октября 1918
СВЯЗЬ ЧЕРЕЗ СНЫ
Всe лишь на миг, что людьми создается.
Блекнет восторг новизны,
Но неизменной, как грусть, остается
Связь через сны.
Успокоенье... Забыть бы... Уснуть бы...
Сладость опущенных век...
Сны открывают грядущего судьбы,
Вяжут навек.
Всe мне, что бы ни думал украдкой,
Ясно, как чистый кристалл.
Нас неразрывной и вечной загадкой
Сон сочетал.
Я не молю: "О, Господь, уничтожи
Муку грядущего дня!"
Нет, я молю: "О пошли ему. Боже,
Сон про меня!"
Пусть я при встрече с тобою бледнею,
Как эти встречи грустны!
Тайна одна. Мы бессильны пред нею:
Связь через сны.
ОБА ЛУЧА
Солнечный? Лунный? О мудрые Парки,
Что мне ответить? Ни воли, ни сил!
Луч серебристый молился, а яркий
Нежно любил.
Солнечный? Лунный? Напрасная битва!
Каждую искорку, сердце, лови!
В каждой молитве -- любовь, и молитва
В каждой любви!
Знаю одно лишь: погашенных в плаче
Жалкая мне не заменит свеча.
Буду любить, не умея иначе --
Оба луча!
Weisser Hirsch, лето 1910
x x x
Наши души, не правда ль, еще не привыкли к разлуке?
Все друг друга зовут трепетанием блещущих крыл!
Кто-то высший развел эти нежно-сплетенные руки,
Но о помнящих душах забыл.
Каждый вечер, зажженный по воле волшебницы кроткой,
Каждый вечер, когда над горами и в сердце туман,
К незабывшей душе неуверенно-робкой походкой
Приближается прежний обман.
Словно ветер, что беглым порывом минувшее будит
Ты из блещущих строчек опять улыбаешься мне.
Всe позволено, всe! Нас дневная тоска не осудит:
Ты из сна, я во сне...
Кто-то высший нас предал неназванно-сладостной муки!
(Будет много блужданий-скитаний средь снега и тьмы!)
Кто-то высший развел эти нежно-сплетенные руки...
Не ответственны мы!
ROUGE ЕТ BLEUE
Девочка в красном и девочка в синем
Вместе гуляли в саду.
-- "Знаешь, Алина, мы платьица скинем,
Будем купаться в пруду?".
Пальчиком тонким грозя,
Строго ответила девочка в синем:
-- "Мама сказала -- нельзя".
====
Девушка в красном и девушка в синем
Вечером шли вдоль межи.
-- "Хочешь, Алина, все бросим, все кинем,
Хочешь, уедем? Скажи!"
Вздохом сквозь вешний туман
Грустно ответила девушка в синем:
-- "Полно! ведь жизнь -- не роман"...
===
Женщина в красном и женщина в синем
Шли по аллее вдвоем.
-- "Видишь, Алина, мы блекнем, мы стынем
Пленницы в счастье своем"...
С полуулыбкой из тьмы
Горько ответила женщина в синем:
-- "Что же? Ведь женщины мы!"
1 Красное и голубое (фр.)
x x x
Мой день беспутен и нелеп:
У нищего прошу на хлеб,
Богатому даю на бедность,
В иголку продеваю -- луч,
Грабителю вручаю -- ключ,
Белилами румяню бледность.
Мне нищий хлеба не дает,
Богатый денег не берет,
Луч не вдевается в иголку,
Грабитель входит без ключа,
А дура плачет в три ручья --
Над днем без славы и без толку.
27 июля 1918
А.Кушнер
* * *
А если в ад я попаду,
Есть наказание в аду
И для меня: не лед, не пламя!
Мгновенья те, когда я мог
Рискнуть, но стыл и тер висок,
Опять пройдут перед глазами.
Все счастье, сколько упустил,
В саду, в лесу и у перил,
В пути, в гостях и темном море...
Есть казнь в аду таким, как я:
То рай прошедшего житья.
Тоска о смертном недоборе.
* * *
Возьми меня, из этих комнат вынь,
Сдунь с площадей, из-под дворовых арок,
Засунь меня куда-нибудь, задвинь,
Возьми назад бесценный свой подарок!
Смахни совсем. Впиши меня в графу
Своих расходов в щедром мире этом.
я - чокнутый, как рюмочка в шкафу
Надтреснутая. Но и ты - с приветом!
stihi@mit.edu
СШ ГЭС. Причины катастрофы.
http://s42.radikal.ru/i098/0909/d7/1595b87fefca.jpg
ОФФТОП
"...жуткое место, загнанная, "убитая" машина, которая держалась до последнего, отдав людям всё, до "последней капли крови", молча умерев на посту, в войне со стихией. Мне иногда кажется, что нет в этом мире "живого" и "мертвого".
Однажды, ночью, держа на руках маленького 3-х летнего мальчёнку и рассказывая ему про Луну, про кратеры и горы, что там нет воздуха, нет воды, одни раскалённые камни и тёмное. звёздное небо, а потом небрежно обронил "она мёртвая", старый дурак. "Нет, она не мёртвая, она живая, она живая!" - надув губки и сверкая слёзами возразил мне маленький мальчик (сынок шурина), одной ручонкой вытирая слёзы, а другую протягивая навстречу "Живой Луне".
Я не нашелся, что ему ответить. В этот момент я шкурой почувствовал, а ведь так оно и есть, всё, что нас окружает - живое. Это человек себе присвоил право делить весь мир на живое и мёртвое. Поэтому человек и не слышит, о чём ему Ведает окружающий Мир. Теперь, глядя на сияние Луны, я чувствую её мягкое, живое тепло.
Хотите верьте, хотите нет. Но этот Мир нам не обмануть. Мы у него в гостях.
А ещё, эта "убитая машина" это энергия, поиски, сомнения и озарения сотен людей, её создававших. И так бездарно, эта "духовная энергия" была растрачена потомками.
Смутные времена. Кровавая дань. Время остановиться и подумать".
*Лунатик
Б. Пильняку
Над родиною русского народа,
Пустив людские корни под топор,
Зажгли луну семнадцатого года
И погасить не могут до сих пор.
Она стоит, как будто в карауле,
У каждого окна... Молчи! Замри!
И я забылся, скорчившись на стуле,
Казенном стуле номер тридцать три;
Кругом кричали, плакали, стонали.
И вдруг раздалось звяканье ключей.
Хор палачей завыл в ночном подвале,
И кровь стекала с пальцев палачей...
Нет, я не сумасшедший, не фанатик,
Но каждый раз отныне, лишь засну,
Из прошлого - в мой сон - один лунатик
Врывается и дует на луну.
Ее кровавый глаз стоит на месте.
И я шепчу, приблизившись к окну:
- Борис Пильняк, давай подуем вместе
На эту пролетарскую луну.
Строй палачей уходит к Мавзолею,
Они идут след в след, плечо к плечу.
И я о прошлой жизни не жалею,
А о грядущей думать не хочу.
Слепой рассвет отыщет в списке длинном
Последние как будто имена.
Но точно знаю: ночь начнется Гимном,
И Гимном вновь закончится она.*
Валерий Прокошин.
http://www.rusliberal.com/showthrea...=306300&page=59
ОФФТОП
"...жуткое место, загнанная, "убитая" машина, которая держалась до последнего, отдав людям всё, до "последней капли крови", молча умерев на посту, в войне со стихией. Мне иногда кажется, что нет в этом мире "живого" и "мертвого".
Однажды, ночью, держа на руках маленького 3-х летнего мальчёнку и рассказывая ему про Луну, про кратеры и горы, что там нет воздуха, нет воды, одни раскалённые камни и тёмное. звёздное небо, а потом небрежно обронил "она мёртвая", старый дурак. "Нет, она не мёртвая, она живая, она живая!" - надув губки и сверкая слёзами возразил мне маленький мальчик (сынок шурина), одной ручонкой вытирая слёзы, а другую протягивая навстречу "Живой Луне".
Я не нашелся, что ему ответить. В этот момент я шкурой почувствовал, а ведь так оно и есть, всё, что нас окружает - живое. Это человек себе присвоил право делить весь мир на живое и мёртвое. Поэтому человек и не слышит, о чём ему Ведает окружающий Мир. Теперь, глядя на сияние Луны, я чувствую её мягкое, живое тепло.
Хотите верьте, хотите нет. Но этот Мир нам не обмануть. Мы у него в гостях.
А ещё, эта "убитая машина" это энергия, поиски, сомнения и озарения сотен людей, её создававших. И так бездарно, эта "духовная энергия" была растрачена потомками.
Смутные времена. Кровавая дань. Время остановиться и подумать".
*Лунатик
Б. Пильняку
Над родиною русского народа,
Пустив людские корни под топор,
Зажгли луну семнадцатого года
И погасить не могут до сих пор.
Она стоит, как будто в карауле,
У каждого окна... Молчи! Замри!
И я забылся, скорчившись на стуле,
Казенном стуле номер тридцать три;
Кругом кричали, плакали, стонали.
И вдруг раздалось звяканье ключей.
Хор палачей завыл в ночном подвале,
И кровь стекала с пальцев палачей...
Нет, я не сумасшедший, не фанатик,
Но каждый раз отныне, лишь засну,
Из прошлого - в мой сон - один лунатик
Врывается и дует на луну.
Ее кровавый глаз стоит на месте.
И я шепчу, приблизившись к окну:
- Борис Пильняк, давай подуем вместе
На эту пролетарскую луну.
Строй палачей уходит к Мавзолею,
Они идут след в след, плечо к плечу.
И я о прошлой жизни не жалею,
А о грядущей думать не хочу.
Слепой рассвет отыщет в списке длинном
Последние как будто имена.
Но точно знаю: ночь начнется Гимном,
И Гимном вновь закончится она.*
Валерий Прокошин.
http://www.rusliberal.com/showthrea...=306300&page=59
Флиш (Готический роман). Часть 2/4
Часть 1/4
... Подвал был пуст. Ровные каменные стены не скрывали в себе больше ни единой потайной лазейки, и я, исполненная тоской разочарования, снова захлопнула дубовую дверь, рядом повесила ключ на цепи и вышла наверх, не зная, что и подумать.
В тот же день я вернулась к книгам из библиотеки. Но сразу после захода солнца на меня вдруг напала неестественная, не свойственная мне сонливость, и я, не выдержав ее навязчивости, решила прервать чтение хотя бы на несколько часов. Передо мной лежал старинный том с вылинявшими страницами и мелким рукописным шрифтом, это было собрание мифов какого-то вымершего племени с невыговариваемым названием и таинственным происхождением. Перевод на классическую латынь был выполнен одним европейским ученым прошлых веков и доставил мне много трудностей с восприятием текста. Жуткая навалилась на меня усталость. Я закрыла книгу, и попыталась неверным движением взгромоздить ее на полку чуть выше моего роста. Но тяжеленный фолиант никак не желал возвращаться на место, он прямо-таки извивался у меня в руках, и пару раз даже демонстративно хлопнулся на пол, изрыгнув клубы вековой пыли. Смирившись, я сунула упрямый переплет под мышку и понесла в спальню, решив продолжить свою мифологическую маяту на сон грядущий.
Сев поудобнее в изголовье своей буржуазно убранной кровати с толстыми ножками из красного дерева и тяжелым золоченым навесом с кистями, я уложила книгу себе на колени и открыла в случайном месте. Мелкие потускневшие литеры, бегущие перед глазами, быстро утомили мой разум, я даже не заметила, что погрузилась в дрёму, пока что-то извне не пробудило меня вновь. Кажется, это был щелчок дверного замка, после мне, возможно, померещился скрип половиц, но теперь я, к своему удивлению, совершенно необъяснимым образом, но явственно слышала чье-то дыхание в пределах своей комнаты.
Свечи давно погасли, вокруг царила весьма странная, фантасмагорическая тьма: даже луна, которой время бы сиять перед самым моим окном, почему-то предательски не явилась на место в назначенный час. Я приподнялась на кровати, всматриваясь в пространство прямо перед собой, но перед глазами на фоне этой огромной однородной черной дыры плыли лишь какие-то мерцающие точки и плясали, закручиваясь в узлы, непонятные лучистые разводы. Зрение мое явно сдавало позиции, привычка к чтению в полумраке не очень вдохновляла слабеющие глаза. Я двинулась к краю своего ложа, и почувствовала, что случайно столкнула на пол увесистый прямоугольный предмет - свою недочитанную реликвию. Но вот что заставило меня насторожиться: я не услышала звука, да - никакого, книга как будто провалилась в бездонный колодец и продолжала лететь по направлению куда-то к центру земли. В недоумении, грозящем обернуться испугом, я стала шарить по столу у кровати в поисках спичек, чтоб зажечь свечу. Недостатки средневекового стиля были на лицо, этому замку были неведомы вещи вроде электричества или прочих благ современной жизни. Чужеродных звуков больше не повторялось, тихое дыхание прекратилось, и я начала корить за него свое бессовестно разыгравшееся воображение. Но куда же исчезла книга? Держа в руке драгоценный источник слабого мерцающего света, я осмотрела пол вокруг кровати и заглянула под темный полог покрывала; затем еще раз обошла комнату и даже выглянула за окно в надежде увидеть белый диск ночного светила. Снаружи дул влажный грозовой ветер, и тучи, очевидно, плотной пеленой преградили путь лунному свету.
Полчаса беспокойного ворочания на кровати не дали никакого результата, мой встревоженный разум терзался теперь этой проклятой загадкой об исчезновении книги. Окно все еще было распахнуто, и вскоре мне стало слишком холодно, чтобы продолжать попытки заснуть. Я опять зажгла свечу, и стала бестолково разглядывать висящие на противоположной стене колоссальные гобелены давно прошедшей в остальном мире эпохи. Разодетый в доспехи король в окружении тщательно вытканной свиты, странный длинноносый всадник на черной лошади со смертоносным копьем в руке, огромное животное с птичьей головой и четвероногим телом, белый единорог с крыльями - все они смотрели на меня со старинных картин. Я перевела взгляд правее, и, вскрикнув, вдруг вскочила на ноги прямо в кровати, пятясь к стене. Не в силах описывать тот оцепеняющий страх, который охватил мою сущность, я сделаю небольшой переход в своем повествовании и расскажу вам о событии, случившемся спустя пару недель после той роковой ночи.
Бедняга Эдвард умер два дня назад. Не знаю, справедливо ли это, но он так и не узнал страшного секрета, который я с недавних пор вынуждена скрывать в закоулках темных лабиринтов моего замка. Я не могла не стать хранителем этой дьявольской тайны, это грозило бы мне, боюсь, слишком ужасными вещами, не описываемыми даже в этих тысячах томов с изобилием предосудительных текстов, что пылятся в библиотеке с каких-то незапамятных дней. Все эти мертвые племена с их бессознательными обрядами, надиктованными жестокими божествами, их грубые, примитивные языки, растянутые вопли исступления под монотонный надсадный голос, читающий те заклинания, в кошмарное содержание которых лучше и не стараться вникнуть, дабы не потерять, проходя сквозь агонию панического ужаса, последние крохи рассудка. Мой дядя. Неужели и он, этот безгранично добрый и разумный человек, тоже некогда попался на эту удочку и навсегда погряз в бесконечном круговороте кошмаров, порожденном этим опасным увлечением стариной? Не смея разгласить этой проклятой тайны при жизни, он был вынужден, скрываясь и умалчивая от всех разверзшуюся перед ним истину, незаметно пробираться в подвал за стеной кабинета, где ему стоило невыразимых усилий удежать то, что ныне властвует во всем замке, и даже больше - в округе, повсюду - благодаря моей опрометчивости. Я выпустила из тесной подземной кельи нечто непознанное, неуловимое, чья вина была абсолютно недоказуема, и потому бремя ответственности обрушилось на меня.
Воскресным утром у парадных дверей замка раздался звон медного колокольчика.
- Здравствуйте, леди. Я к вам насчет вашей коллекции, - сообщил с порога приятный молодой человек в плаще и шляпе. Он был истинным знатоком в области всевозможных старинных раритетов, в том числе и таких книг, которые я могла предложить на продажу, чтобы хоть ненадолго отсрочить полное разорение. Слуги ушли уже давно, верный Эдвард покоился в семейном склепе. А в доме теперь жила только я и ещё.
Я провела гостя по широкой каменной лестнице в цилиндрический зал, где размещалась библиотека. Он сделал робкий шаг за двери и остановился, потрясенный видом этих колоссальных, вздымающихся, как отвесные скалы, будто бы нерукотворных стен, состоящих из длинных скругленных рядов книжных полок. Полки были плотно уставлены поблескивающими золотым тиснением или же лоснящимися матовой обшивкой переплетами, среди всего этого витало то самое чувство трепещущего восторга и потрясения, которое заставляет падать на колени и иступленно выкрикивать славу сходящим на землю богам. У незнакомца захватило дух, он не мог даже двинуться, лишь еле заметно шевелил губами и произносил: «Это божественно».
- Да, вы правы, Роланд, - кивнула я своему гостю, выслушав слова его восхищения. Мы сидели за громадным обеденным столом и наслаждались столетним ромом из погребов покойного дяди (всевозможные вина - одна из немногих, как и библиотека, вещей, которым еще удавалось сохранять пережитки былого величия и богатства семьи), - Вы правы, иногда мне бывает очень досадно, что я не смогу забрать эти книги с собой на тот свет. В них вложено еще столько неразгаданных тайн.
- Мне кажется, ваша жизнь просто кишит тайнами, - ответил он, - Известно ли вам, леди, что в местных деревнях о вас уже ходят легенды?
- Ах да, эти страшные сказки для детишек! Ну, конечно. Верно все эти люди никак не могут распрощаться с эпохой средневековья.
Он помолчал немного.
- Скажите, а вам не одиноко здесь? Не бывает страшно глухими ночами, когда стучат ставни и воют сквозняки на чердаках? И призраки. К слову, ваш дядя.
- Дядя был праведным человеком, - перебила я, - он создал все то, чем теперь наполнена моя жизнь, он создал мне этот мир-утопию, в которую можно погрузиться, скрываясь от искушений внешней реальности, если вы понимаете.
- Все эти ценности. Вы не боитесь за их сохранность? Я не видел даже сторожевых псов у ворот. Вы же здесь совершенно одна.
Я усмехнулась. Что-то притягательное было в лице и манерах моего гостя, и я уже начала серьезно подумывать: а не рассказать ли ему всё, в конце концов? В расспросах он не был особенно навязчив, но я видела, каким алчным огоньком загорались его темные глаза, когда я описывала ему эпизоды из мрачных творений безумцев прошлого. Роланд мог угадывать автора всего по паре процитированных строк, он был знаком с такими подробностями мифологии неназываемых народов и говорил на стольких разновидностях мертвых диалектов, что это подбивало меня на все большие откровения. Мы говорили с ним на равных, но меня все больше терзало неоднозначное ощущение, как будто сам дьявол сидит со мной за одним столом - настолько верно он подбирал слова к моим неоформленным мыслям и настолько точно знал все коридоры в лабиринте моего сознания.
И вот, как только гость заикнулся о прощании, я намерилась неотложно посвятить его в последнюю и главную из своих тайн, о которой мы ещё не обмолвились с ним в этот день. Я решила познакомить Роланда и Флиша...
To Be Continued.
Часть 3/4
Часть 4/4
... Подвал был пуст. Ровные каменные стены не скрывали в себе больше ни единой потайной лазейки, и я, исполненная тоской разочарования, снова захлопнула дубовую дверь, рядом повесила ключ на цепи и вышла наверх, не зная, что и подумать.
В тот же день я вернулась к книгам из библиотеки. Но сразу после захода солнца на меня вдруг напала неестественная, не свойственная мне сонливость, и я, не выдержав ее навязчивости, решила прервать чтение хотя бы на несколько часов. Передо мной лежал старинный том с вылинявшими страницами и мелким рукописным шрифтом, это было собрание мифов какого-то вымершего племени с невыговариваемым названием и таинственным происхождением. Перевод на классическую латынь был выполнен одним европейским ученым прошлых веков и доставил мне много трудностей с восприятием текста. Жуткая навалилась на меня усталость. Я закрыла книгу, и попыталась неверным движением взгромоздить ее на полку чуть выше моего роста. Но тяжеленный фолиант никак не желал возвращаться на место, он прямо-таки извивался у меня в руках, и пару раз даже демонстративно хлопнулся на пол, изрыгнув клубы вековой пыли. Смирившись, я сунула упрямый переплет под мышку и понесла в спальню, решив продолжить свою мифологическую маяту на сон грядущий.
Сев поудобнее в изголовье своей буржуазно убранной кровати с толстыми ножками из красного дерева и тяжелым золоченым навесом с кистями, я уложила книгу себе на колени и открыла в случайном месте. Мелкие потускневшие литеры, бегущие перед глазами, быстро утомили мой разум, я даже не заметила, что погрузилась в дрёму, пока что-то извне не пробудило меня вновь. Кажется, это был щелчок дверного замка, после мне, возможно, померещился скрип половиц, но теперь я, к своему удивлению, совершенно необъяснимым образом, но явственно слышала чье-то дыхание в пределах своей комнаты.
Свечи давно погасли, вокруг царила весьма странная, фантасмагорическая тьма: даже луна, которой время бы сиять перед самым моим окном, почему-то предательски не явилась на место в назначенный час. Я приподнялась на кровати, всматриваясь в пространство прямо перед собой, но перед глазами на фоне этой огромной однородной черной дыры плыли лишь какие-то мерцающие точки и плясали, закручиваясь в узлы, непонятные лучистые разводы. Зрение мое явно сдавало позиции, привычка к чтению в полумраке не очень вдохновляла слабеющие глаза. Я двинулась к краю своего ложа, и почувствовала, что случайно столкнула на пол увесистый прямоугольный предмет - свою недочитанную реликвию. Но вот что заставило меня насторожиться: я не услышала звука, да - никакого, книга как будто провалилась в бездонный колодец и продолжала лететь по направлению куда-то к центру земли. В недоумении, грозящем обернуться испугом, я стала шарить по столу у кровати в поисках спичек, чтоб зажечь свечу. Недостатки средневекового стиля были на лицо, этому замку были неведомы вещи вроде электричества или прочих благ современной жизни. Чужеродных звуков больше не повторялось, тихое дыхание прекратилось, и я начала корить за него свое бессовестно разыгравшееся воображение. Но куда же исчезла книга? Держа в руке драгоценный источник слабого мерцающего света, я осмотрела пол вокруг кровати и заглянула под темный полог покрывала; затем еще раз обошла комнату и даже выглянула за окно в надежде увидеть белый диск ночного светила. Снаружи дул влажный грозовой ветер, и тучи, очевидно, плотной пеленой преградили путь лунному свету.
Полчаса беспокойного ворочания на кровати не дали никакого результата, мой встревоженный разум терзался теперь этой проклятой загадкой об исчезновении книги. Окно все еще было распахнуто, и вскоре мне стало слишком холодно, чтобы продолжать попытки заснуть. Я опять зажгла свечу, и стала бестолково разглядывать висящие на противоположной стене колоссальные гобелены давно прошедшей в остальном мире эпохи. Разодетый в доспехи король в окружении тщательно вытканной свиты, странный длинноносый всадник на черной лошади со смертоносным копьем в руке, огромное животное с птичьей головой и четвероногим телом, белый единорог с крыльями - все они смотрели на меня со старинных картин. Я перевела взгляд правее, и, вскрикнув, вдруг вскочила на ноги прямо в кровати, пятясь к стене. Не в силах описывать тот оцепеняющий страх, который охватил мою сущность, я сделаю небольшой переход в своем повествовании и расскажу вам о событии, случившемся спустя пару недель после той роковой ночи.
Бедняга Эдвард умер два дня назад. Не знаю, справедливо ли это, но он так и не узнал страшного секрета, который я с недавних пор вынуждена скрывать в закоулках темных лабиринтов моего замка. Я не могла не стать хранителем этой дьявольской тайны, это грозило бы мне, боюсь, слишком ужасными вещами, не описываемыми даже в этих тысячах томов с изобилием предосудительных текстов, что пылятся в библиотеке с каких-то незапамятных дней. Все эти мертвые племена с их бессознательными обрядами, надиктованными жестокими божествами, их грубые, примитивные языки, растянутые вопли исступления под монотонный надсадный голос, читающий те заклинания, в кошмарное содержание которых лучше и не стараться вникнуть, дабы не потерять, проходя сквозь агонию панического ужаса, последние крохи рассудка. Мой дядя. Неужели и он, этот безгранично добрый и разумный человек, тоже некогда попался на эту удочку и навсегда погряз в бесконечном круговороте кошмаров, порожденном этим опасным увлечением стариной? Не смея разгласить этой проклятой тайны при жизни, он был вынужден, скрываясь и умалчивая от всех разверзшуюся перед ним истину, незаметно пробираться в подвал за стеной кабинета, где ему стоило невыразимых усилий удежать то, что ныне властвует во всем замке, и даже больше - в округе, повсюду - благодаря моей опрометчивости. Я выпустила из тесной подземной кельи нечто непознанное, неуловимое, чья вина была абсолютно недоказуема, и потому бремя ответственности обрушилось на меня.
Воскресным утром у парадных дверей замка раздался звон медного колокольчика.
- Здравствуйте, леди. Я к вам насчет вашей коллекции, - сообщил с порога приятный молодой человек в плаще и шляпе. Он был истинным знатоком в области всевозможных старинных раритетов, в том числе и таких книг, которые я могла предложить на продажу, чтобы хоть ненадолго отсрочить полное разорение. Слуги ушли уже давно, верный Эдвард покоился в семейном склепе. А в доме теперь жила только я и ещё.
Я провела гостя по широкой каменной лестнице в цилиндрический зал, где размещалась библиотека. Он сделал робкий шаг за двери и остановился, потрясенный видом этих колоссальных, вздымающихся, как отвесные скалы, будто бы нерукотворных стен, состоящих из длинных скругленных рядов книжных полок. Полки были плотно уставлены поблескивающими золотым тиснением или же лоснящимися матовой обшивкой переплетами, среди всего этого витало то самое чувство трепещущего восторга и потрясения, которое заставляет падать на колени и иступленно выкрикивать славу сходящим на землю богам. У незнакомца захватило дух, он не мог даже двинуться, лишь еле заметно шевелил губами и произносил: «Это божественно».
- Да, вы правы, Роланд, - кивнула я своему гостю, выслушав слова его восхищения. Мы сидели за громадным обеденным столом и наслаждались столетним ромом из погребов покойного дяди (всевозможные вина - одна из немногих, как и библиотека, вещей, которым еще удавалось сохранять пережитки былого величия и богатства семьи), - Вы правы, иногда мне бывает очень досадно, что я не смогу забрать эти книги с собой на тот свет. В них вложено еще столько неразгаданных тайн.
- Мне кажется, ваша жизнь просто кишит тайнами, - ответил он, - Известно ли вам, леди, что в местных деревнях о вас уже ходят легенды?
- Ах да, эти страшные сказки для детишек! Ну, конечно. Верно все эти люди никак не могут распрощаться с эпохой средневековья.
Он помолчал немного.
- Скажите, а вам не одиноко здесь? Не бывает страшно глухими ночами, когда стучат ставни и воют сквозняки на чердаках? И призраки. К слову, ваш дядя.
- Дядя был праведным человеком, - перебила я, - он создал все то, чем теперь наполнена моя жизнь, он создал мне этот мир-утопию, в которую можно погрузиться, скрываясь от искушений внешней реальности, если вы понимаете.
- Все эти ценности. Вы не боитесь за их сохранность? Я не видел даже сторожевых псов у ворот. Вы же здесь совершенно одна.
Я усмехнулась. Что-то притягательное было в лице и манерах моего гостя, и я уже начала серьезно подумывать: а не рассказать ли ему всё, в конце концов? В расспросах он не был особенно навязчив, но я видела, каким алчным огоньком загорались его темные глаза, когда я описывала ему эпизоды из мрачных творений безумцев прошлого. Роланд мог угадывать автора всего по паре процитированных строк, он был знаком с такими подробностями мифологии неназываемых народов и говорил на стольких разновидностях мертвых диалектов, что это подбивало меня на все большие откровения. Мы говорили с ним на равных, но меня все больше терзало неоднозначное ощущение, как будто сам дьявол сидит со мной за одним столом - настолько верно он подбирал слова к моим неоформленным мыслям и настолько точно знал все коридоры в лабиринте моего сознания.
И вот, как только гость заикнулся о прощании, я намерилась неотложно посвятить его в последнюю и главную из своих тайн, о которой мы ещё не обмолвились с ним в этот день. Я решила познакомить Роланда и Флиша...
To Be Continued.
Часть 3/4
Часть 4/4
Подписаться на:
Сообщения (Atom)